Селфи в искусстве: в Лондон везут современный русский театр

29 и 30 НОЯБРЯ 2018 ГОДА в лондонском театре TABERNACLE состоится премьера современного русского спектакля «ДЕВУШКА И СМЕРТЬ».

С пектакль посвящен судьбе советской актрисы Валентины Караваевой (1921–1997). Сыграв звездную роль в фильме «Машенька» (1943) и получив за нее самую престижную в СССР Сталинскую премию, Караваева попала в автокатастрофу, изуродовавшую ее лицо, и больше не снималась. Часть жизни она прожила в Великобритании, выйдя замуж за английского аристократа. Затем вернулась в СССР и умерла в забвении и нищете.

Последние годы жизни Караваева снимала себя на кинокамеру дома — и делала это много лет. Напоминает селфи?
Именно эта деталь ее биографии, несущая в себе прообраз современных видеоблогов и селфи, вдохновила спектакль, поставленный Максимом Диденко по пьесе Валерия Печейкина.
Главную роль исполнит Алиса Хазанова, которую критики называют музой русской «новой волны». Она сыграла главные роли в фильмах Николая Хомерики, Валерии Гай Германики, Василия Сигарева, а в театре сотрудничала с главными режиссерами нового поколения Филиппом Григорьяном, Юрием Муравицким и Русланом Маликовым.
Мы встретились с Алисой в Mayfair Hotel в Лондоне. Селфи не делали, но поговорили про социальные медиа, кино, русских, американцев и судьбу художника в искусстве.

Алиса, из балерины — в актрису, из актрисы — в режиссера. Как так получилось?
Всегда интересно понять основной импульс и творческую идею, которая руководит художником. Поэтому предпочитаю фильмы, снятые по книгам: так мы получаем разное прочтение одного и того же материала. Люблю, когда разные артисты исполняют песню, которая мне нравится: в каждой трактовке своя логика. Я и сама люблю меняться.

Вы затронули классическую тему: «Что лучше — книга или экранизация?» Есть фильм, который был бы вам милее книги, на которой он основан?
Хотела бы его увидеть, но пока не знаю.

Почему?
Книга дает больше свободы интерпретации, отправляешься с писателем в путешествие, в которое он завлекает. Люблю как книги типа «Гарри Поттера», так и сложные книги о душевных переживаниях. Важно, что книга всегда оставляет большой простор для фантазии. А когда это снято, можешь сказать: «Здорово поработали, придумали вселенную». Но книга всегда интимнее, переживания при чтении более сокровенны. Похоже на то, как когда пытаешься сформулировать свои творческие идеи, магия растворяется и ускользает тот смысл, что между строк.

Тогда назовите фильм, который если не лучше, то максимально приближен по прелести к книге? Обычно называют «Унесенные ветром».
«Близость» (Closer, Майк Николс) с Натали Портман и Джулией Робертс. «В центре внимания» (Spotlight, Том МакКарти) — экранизация журналистского расследования. Замечательные актеры и работа режиссера сделали этот малобюджетный фильм очень интересным.

Можно ли сказать, что вы любите недосказанность?
Я против любой каталогизации. Мне нравится хорошее кино. Оно может быть разным. Три раза смотрела с детьми «Фантастические твари и где они обитают» (Fantastic Beasts And Where To Find Them, Дэвид Йейтс). Детское кино — не самый любимый мой жанр, но этот фильм так здорово сделан!

Из прошлых интервью и вашего собственного режиссерского дебюта — фильма «Осколки» (Middleground) — я сделала вывод, что вам близка тема отчуждения. Отсюда вопрос: у многих сегодня возникает несоответствие между реальной жизнью и картинкой, которую они создают в соцсетях. Вы — актриса, и изначально шли на то, что на сцене жизнь одна, а в реальности другая. Как человек, опытный в преодолении расхождения между картинкой и реальностью, не дадите ли вы какие-то советы тем, кому сложно дается это несоответствие или даже отчуждение от самого себя?
Многие люди, чувствующие себя подобным образом, зачастую просто хотят другой жизни, а не той, которой живут. У актера, когда он идет в профессию, другая мотивация. С одной стороны, ты как пластилин в руках режиссера и сценариста и в идеале работаешь с интересными тебе людьми. С другой — актер рассказывает истории и становится голосом человека, у которого в обычной жизни не было бы голоса. Взять хотя бы интровертов, которые часто не могут себя выразить… Актер может помочь заговорить. Эмоциональный отклик зрителей придает таким историям другой уровень и показывает, что каждый достоин того, чтобы его история была рассказана.

Инстаграм, напротив, — это не рассказанная история, а проекция человека, который хочет донести что-то до мира. Ему одиноко или, наоборот, весело. Разные у всех мотивации. В каких-то случаях это вдохновляет, в каких-то — пугает, но всегда является зеркалом общества и того, что оно переживает. В том числе волну нарциссизма, когда люди хотят, чтобы любое их переживание было замечено и получило отклик.

“МНОГИЕ люди, ЗАЧАСТУЮ ПРОСТО хотят ДРУГОЙ ЖИЗНИ, А НЕ ТОЙ, КОТОРОЙ ЖИВУТ. У АКТЕРА, другая МОТИВАЦИЯ.”

Вас это не пугает?
Мне кажется, что скоро это «устаканится», но сейчас перевес, к сожалению, идет в темную сторону. Понятно, что соцсети были задуманы как положительный проект, в котором люди будут делиться опытом и двигаться дальше вместе. Но, как в любом начинании, у него оказалась и темная сторона. Сейчас она перевесила. Страшновато… Как мать подростков, я вижу, что они растут другими. Мне кажется, технологии часто мешают коммуникации между людьми, которую я считаю очень важной. Я за живое общение. Мне, например, до сих пор трудно позвонить незнакомому человеку по телефону. С детства стеснялась.

Стесняетесь позвонить и предложить купить слона?
Борюсь с собой, когда надо делать такие звонки. Для меня ценность — прямое общение, когда видишь мимику. Почему я выхожу на сцену? Хочу диалога. Не всегда видишь людей в зале, но когда выходишь, чтобы напомнить об эмоциях, которые человек не должен забывать, которые делают его человеком, возникает ощущение связи. Ну или ее отсутствия, которое тоже бывает интересным. Большое преимущество живого общения — эмоции. Но если все время видишь только аватар, начинаешь бояться живого общения.

То есть как актриса вы полностью удовлетворены своими ролями, у вас нет несоответствия между тем, что вы играете, и тем, что хотели бы играть? Как, например, у Мерилин Монро, которая играла соблазнительных блондинок, а хотела играть драматических героинь?
Для любого творческого человека терпение — основное качество, потому что реальность часто не соответствует ожиданиям. Можно сказать: «Не буду играть в одном амплуа, буду отказываться от ролей, которые уже сыграла». Это риск, потому что можно добиться результата, а можно и остаться без работы. Но это актерская история, а что сказать людям вне профессии… Не знаю, иногда думаю: «Прекрасные образованные люди, но совершенно утратившие навык коммуникации». Жалко… Как художник, я хотела бы поднять это проблему.

Что вы имеете в виду, когда говорите «утратили навык коммуникации»? Вас смущает, что на светских мероприятиях не говорят о глубоком?
На светских мероприятиях я вижу отсутствие смелости, когда все предпочитают говорить не о том, что их волнует. Мне, например, интересно обсудить книгу, услышать разные мнения и так узнать, что людей волнует. Но общение редко заходит на эту территорию. Или, например, выставка. Я хотела бы обсудить увиденное, но часто мы ограничиваемся только тем, были или не были там, понравилось или не понравилось. Люди не углубляются, им страшно: вдруг они ничего не понимают в искусстве? А те, кто понимает, думают: «Ну не буду же я сейчас лекцию читать…» Возникает замкнутый круг. Но я не только о светском общении, но и о том, когда это происходит между близкими людьми. Сначала все хорошо, а потом начинается расхождение, как у дрейфующих айсбергов. Сначала не ощущается, а потом оказывается, что и сказать друг другу нечего, потому что потеряли навык слышать другого. Я не первая кто об этом говорит, но сейчас, с ростом количества мессенджеров… Иногда думаю, что это похоже на то, как тебе приносят шесть видов сахара, а хочется сказать: «Дайте просто один!»

У нас с вами на столе два — белый и коричневый!
Обилие выбора сбивает человека с прямой линии. Но в каждом поколении своя проблема коммуникации – у наших родителей было не лучше.

Они вообще не обращали на нее внимания! Кидали тарелки во время ссор — и нормально…
Сейчас возникла мода на рефлексию, появилось много людей, которые за деньги готовы помочь разобраться с внутренними проблемами, выросло поколение нарциссов, занятых самокопанием.

Ха-ха, покопаемся! Вы считаете себя глобальной русской?
Да, приписать себя к одной точке не могу, но у людей все равно разное видение того, что такое «русский». Обычно люди удивляются, если ты русский, говоришь на другом языке и жил в разных странах. На этом когда-то «Сноб» был основан.

Вы сняли русский фильм, но в США…
Это не русский фильм, а просто фильм, который никакого отношения к России не имеет: сценарий на английском, нет русских актеров (кроме меня). Не люблю записывать людей в рамки и не люблю, когда записывают меня. Важно, откуда ты пришел, но это не значит, что тебе не удастся адаптироваться к новому, впитать в себя другое и идти по миру. Мы — пограничное поколение. Поколение после нас — действительно граждане мира, они не знают, как по-другому жить. Я же хочу строить диалог, независимо от того, где моя регистрация по паспорту, как в фильме «Прибытие» (Arrival, Дени Вильнев) с Эми Адамс, когда инопланетяне подарили человечеству универсальный язык. Хороший фильм!
При этом я очень люблю самобытность. Я не за то, чтобы это стиралось, а за то, чтобы люди могли построить диалог и понять, что все мы люди.

“С ОДНОЙ СТОРОНЫ, ты как ПЛАСТИЛИН в РУКАХ РЕЖИССЕРА И СЦЕНАРИСТА И в идеале РАБОТАЕШЬ С ИНТЕРЕСНЫМИ тебе ЛЮДЬМИ.”

Пробовали много раз. Не получается. Самый удачный вариант, пожалуй, американская культура, но она, как котел, переплавляет всех в американцев.
В Лондоне тоже все так устроено…

Не соглашусь. Есть две теории том, как может существовать мультикультурализм: первый способ — плавильный котел, в котором все становятся одинаковыми, второй — лоскутное одеяло, когда люди сохраняют самобытность и мирно сосуществуют. На мой взгляд, в США — котел, а в Англии — скорее одеяло.
Мне кажется, что американская культура — это удобные и простые решения, в которые быстро погружаешься.

А не получается ли так, что когда вы хотите создать универсальный фильм без локальной привязки, то идете по пути простого решения? Ведь универсальные решения всегда простые!
Фильмы давно не обязаны давать решение. Фильмы могут быть зеркалом, которое задает больше вопросов, чем предлагает ответов. Люблю вещи, которые задают вопросы и обращают зрителя к себе, чтобы начался внутренний диалог.

А зрители готовы задавать вопросы?
Не все. Многие приходят, чтобы их провели от точки А в точку Б и у них бы не было сомнений по поводу того, что происходит на экране. А когда ответа нет, их буквально раздирает на части! Бывают отзывы из серии: «Вообще не понял — на что потратил полтора часа?» Но я люблю книгу Вирджинии Вульф «Волны». Она построена на разорванном повествовании, это внутренние монологи шестерых героев, которые многим читать трудно. Поэтому как режиссер понимаю, что мой фильм не должен всем нравиться. Ведь, если у тебя есть амбиция понравиться всем — то это эго. Я же ищу зрителя, который любит рефлексировать по тем же вопросам, что и я. Это авторский кинематограф, он занял нишу интереса для небольшого количества людей. Я всего лишь за то, чтобы эта ниша не исчезла, и чтобы диалог был возможен.

“Я просто ХОТЕЛА БЫ СНИМАТЬ КИНО И ГОВОРИТЬ о том, ЧТО КАЖЕТСЯ МНЕ ВАЖНЫМ.”

Кстати, насчет ниши. На все кинофестивали мира из России привозят фильмы, которые местные ласково называют «chernukha». Это ведь тоже наша ниша?
Вы имеете в виду остросоциальное кино?

Не только. Каким-то странным образом все русское кино, доезжающее до фестивалей, говорит о вещах, которые в местном обществе практически не происходят или режиссеры боятся их показывать. Ну как можно начать фильм с того, что муж… не знаю, ест жену? А российский фильм вполне может так начаться.
Я бы сказала, что это касается тех, кто отбирает фильмы для фестивалей. Своим выбором они диктуют некую политику в том, что люди будут снимать. А дальше пример отбора рождает предложение. Получается замкнутый круг, оставляющий совсем небольшую брешь для творчества, которое не про социалку. Но опять же, если посмотреть иранские фильмы, фильмы из Таиланда или Кореи — это тоже остросоциальное кино «со вскрытием», чтобы мы поняли, что эти проблемы существуют. Я бы сказала, что в России мы наблюдаем начало индустрии, которую пытаются выстроить. Ведь была большая советская индустрия, которая развалилась. Но я просто хотела бы снимать кино и говорить о том, что кажется мне важным.

Есть разница в работе с русской командой и американской?
Логистика очень отличается. В России нет профсоюзов, и какой-нибудь дорогущий генератор может стоять половину смены без дела. Это не отражается на художественном качестве, но на производстве отражается. Однажды я наблюдала в Pinewood Studios в Великобритании, как снимают сложный кадр с каретой, лошадьми, людьми… полторы минуты и дубль готов. В России я такого не встречала. Но это вопрос времени, надеюсь.

А тот стереотип, что в России приветствуется импровизация, на Западе же — пришла в любом настроении и играй, что надо… Есть такое?
Про настроение — это все-таки стереотипы, потому что профессионалы в любой точке мира остаются профессионалами. Что же касается импровизации, то в качестве актрисы я не сталкивалась с ней в западном кинематографе. На съемках своего фильма я просила американских актеров соблюдать диалоги, но оставляла место для импровизации, чтобы кадр выглядел живо. На российской площадке Валерия Гай Германика, с которой я работала в сериале «Краткий курс счастливой жизни», настаивала, чтобы мы говорили своими словами, но в рамках сцены и выработанной конструкции того, что должно в этой сцене произойти. Получалось здорово, потому что Валерия документалист по образованию. Например, моя героиня Люба все время что-то жует. Это не было прописано в сценарии. Вообще весь процесс, связанный с едой (как ее добывают, делят, поглощают) — импровизация. Знаю, что некоторых страшно бесило, что Люба все время что-то жует…

Обычно людям не нравится, когда они узнают себя…
А некоторым, наоборот, нравилось. Им ее пирожные казались смешными. В моем фильме, кстати, тоже много импровизированных сцен с едой.

У вас какие-то особенные отношения с едой?
Люди едят — это часть жизни. Возвращаясь к импровизации, мне кажется, что импровизация свойственна не только русскому кинематографу, но и русской культуре в целом. Вот это «будь, что будет», это и есть то, почему русская культура является серьезным референтом в мировой. Многие признают, что новаторские идеи и нестандартные вещи действительно происходят из русского источника, потому что есть образ мысли, который вдруг дает неожиданную свободу изъяснения.

Может быть, это мировоззрение сформировано огромными просторами нашей родины, которые невозможно было осмыслить, но надо было идти и покорять?
Наверное.

Про пространство, но уже личное. Вам, наверное, часто задают вопрос: как удается совмещать семью и карьеру? Недавно британская писательница, которой тоже постоянно задают этот вопрос, заметила, что ответит на него только тогда, когда этот же вопрос задаст ей мужчина. Вам близка ее ирония?

У меня нет рецепта, как совмещать. Знаю, что работает для меня — я фокусируюсь. Если занимаюсь работой, то только работой. Если выбором мебели, то только этим, и не сожалею о том, что могла бы быть в другом месте. Если детьми — то только детьми, провожу отдельно время с каждым ребенком. Они привыкли к тому, что я могу быть на работе, и им полезно знать, что у меня есть интересы. Хочется верить, что это позволяет им развивать свои интересы.

Вы будете показывать в Лондоне современную русскую постановку про советскую актрису. Зачем?
Известно, что на Западе востребован традиционный русский театр, но в России есть вполне развитый сегмент современной драматургии, современного языка, и все люди, которые работают над этим спектаклем — главные звезды этой волны. Я с радостью согласилась: мне очень интересно создать что-то абсолютно новое в составе такой мощной команды! Мы надеемся, что лондонцы откроют для себя абсолютно упущенный живой и очень неформальный мир нового русского театра, хулиганский, очень смелый.

В Лондоне сейчас явный русский культурный ренессанс, но современного почти ничего не везут. В 2017 году Александрина Маркво привезла Барышникова, который читал Бродского. Барышникова британцы, слава Богу, знали, а вот кто такой Бродский…
Мне очень трудно это принять. Понимаю, что не знают современников, — но Бродский! Хотя… есть великие британские поэты, которых не знаю я.
Но, как и для любого нового явления, нужны продюсеры, которые захотят это показывать. Как в свое время было с «Русскими сезонами»? Привозили вещи совершенно новые, а не проверенные на зрителе! Делали много премьер.

Я посмотрела фильм «Машенька», очень тронуло. А вас чем именно зацепила эта история?
Александрина давно предлагала мне сделать что-нибудь в Лондоне. Ей очень нравился мой моноспектакль «Агата возвращается домой», который пять лет был суперхитом в Москве в театре «Практика». Мы хотели привезти его в Лондон, а потом решили, что гораздо интереснее было бы создать что-то абсолютно новое, отвечающее реалиям времени. Узнав историю Валентины Караваевой, мы с Максимом Диденко практически одновременно задумались над тем, что на примере ее судьбы можно глубоко размышлять на тему «Что такое жизнь в искусстве?». Ведь до конца жизни она снимала себя на кинокамеру в своей квартире, играя отрывки из ролей, которые ей не суждено было воплотить на большом экране. Что это должен быть за характер, чтобы человек был так предан своему делу вопреки всему? Ведь она как бы говорит: «Если меня никто не хочет снимать, я буду заниматься этим одна! У себя в дома». На грани сумасшествия, но это также и посвящение себя делу.

Сегодня это были бы селфи, и она, наоборот, была бы популярна. Тем более со шрамом — инклюзия!
Это то, что сразу отметил драматург Валерий Печейкин, который и написал пьесу «Девушка и смерть». То, что Караваева тогда снимала на пленку, сейчас приобрело бы совсем иные формы. Эти контрасты мы хотим исследовать. В спектакле будет много видео и таких решений, которые сразу показывают результат на экране.

А кто еще в команде?
Все участники спектакля — это новый срез современного русского театра. Валера Печейкин — главный драматург «Гоголь-центра», Максим Диденко — один из наиболее ярких, прогрессивных и востребованных современных российских режиссеров. Он делает синтетические вещи: соединяет пластику, речь, изобразительное искусство. Моим партнером на сцене станет потрясающий актер Алексей Розин — новая звезда театральной Москвы, один из любимых актеров Андрея Звягинцева, сыгравший главную мужскую роль в его нашумевшем фильме «Нелюбовь».

Билеты: www.facebook.com