Владимир Хотиненко: о судьбе, Ленине и исторической необходимости

Мне ни к чему одические рати
И прелесть элегических затей.
По мне, в стихах все быть должно некстати,
Не так, как у людей.

А. Ахматова

Как же солнечно может быть московским утром, как много ожидаешь от такого начала дня! На фоне этой декорации проходил экзаменационный день на режиссерском факультете в знаменитом здании Института кинематографии (ВГИК), а заодно и наша встреча с российским режиссером Владимиром Хотиненко.

Владимир Иванович, вы попали в кино не благодаря, а вопреки: родились в правильной советской семье в Славгороде, городке в алтайских степях. В семье театром и кино никто не занимался. Окончили школу с золотой медалью, были спортсменом, умудрились при не самом высоком росте стать чемпионом Казахской ССР по прыжкам в высоту, поставив в свое время рекорд на 190 см. Успели поработать художником-конструктором на тракторном заводе, играли на гитаре в рок-группе, учились в Свердловском архитектурном институте, окончили его с отличием в 1976-м. Переведем дух!..

Я счастливый человек, потому что нашел путь, который привел меня в кино. Сразу скажу: не для всех я червонец, но уверен, что моя работа кому-то нужна. У меня есть зритель, и мое кредо – делай, что должно, и будь, что будет!

Слышала, что вы играли в студенческом театре и сняли любительский фильм для знакомой. Вас так увлек процесс, что вы организовали киностудию в институте…

Надо сказать, что о кино мы, будущие архитекторы, тогда знали больше и судили ярче, чем иной студент сегодняшнего ВГИКа, и, конечно, не было такой колоссальной перенасыщенности второстепенным материалом.

Вы решили по собственному желанию уйти на службу в армию, оказавшись в конвойных войсках. Взяли тайм-аут, чтобы разобраться в себе и выбрать между архитектурой и кино?

И не пожалел… Армия оказалась для меня началом нового периода. Я понял, что архитектура, о которой я мечтал, никогда не будет разрешена в нашей стране. У меня перед глазами на фотографиях была «дико современная» архитектура: Центр Помпиду, ставший визитной карточкой Парижа, целый мир творений Корбюзье и особенно его церковь на вершине холма в горах Вогезах во французском Роншане – чудесная Notre Dame du Haut, построенная по принципу абсолютной свободы архитектуры. Представляете себе такую «зрительную акустику в формах», вместилище духа, а не плоти?! Я – крайне амбициозный человек и не мог связать себя с канонами существовавшей тогда в СССР архитектуры, не мог переступить через себя и строить, как ожидалось. Ведь я видел созданный Корбюзье новый архитектурный мир, переставший быть чисто технической или математической данностью, но превратившийся в поэзию, в метафору!

Как вам удалось бросить вызов среде, семье, которая вами гордилась, возлагая надежды на сытое бытие архитектора?

Во время службы в армии я совершенно случайно и, не поверите, фактически против своей воли оказался в компании приехавшего тогда на встречу с творческой молодежью Никиты Михалкова. В армейской форме был я один. Мы познакомились, и Никита Сергеевич посоветовал приехать в Москву с рисунками и работами показать, на что я способен. Отслужив, я приехал и без обиняков набрал его домашний номер. Произошла комичная ситуация! Дело было в 1970-х и имя «Никита Сергеевич» у большинства было намертво связано с бывшим руководителем страны. Представьте, как я опешил, когда Михалков на полном серьезе ответил: «А Никита Сергеевич умер…» и повесил трубку! Но я все-таки перезвонил… По его совету я вернулся в Свердловск, но не в качестве молодого архитектора, а начинающего художника-постановщика. Именно на Свердловской киностудии состоялся и мой актерский дебют. Спустя несколько лет я стал его ассистентом в таких фильмах как «Пять вечеров», «Несколько дней из жизни И.И. Обломова», «Родня», окончил Высшие курсы сценаристов и режиссеров в его мастерской. Так что наша встреча была знаковой. Я оказался в нужное время в нужном месте!

А теперь вы стали одним из ведущих режиссеров, которые снимают фильмы на исторические темы…

Мне иногда бывает страшно, что всего этого могло и не быть. Если бы та дверь не открылась, и я туда не зашел. Ноты человеческой жизни написаны на небесах: вопрос в том, как человек их сыграет, ведь он может что-то пропустить, но главное – не пропустить нужную дверь. Здесь хочу рассказать, что я неспроста нескромно считаю себя мистическим человеком: все ключевые события моей жизни носят мистический характер. Приведу два примера. Первый – встреча с женой, Татьяной, ставшей камертоном моей жизни. Встреча вовсе не располагала к единству душ. Танечка поначалу не была склонна к моим ухаживаниям. Тем меня еще больше и привлекла!

Классика жанра! А вторая знаковая встреча?

С гениальным композитором Эннио Морриконе! Когда я снимал фильм «72 метра», у меня впервые за всю жизнь не оказалось музыки. Обычно я начинаю с музыки, а тут – ни малейшей идеи! И я на презентации продюсерам включаю то, что нахожу на полке: музыку Морриконе из фильма «Малена». Фильма я тогда не видел, но подкладываю музыку под свое изображение, слушаю и понимаю, что у меня мурашки по коже! Меня спрашивают, что за композитор, отвечаю: «Морриконе». И закрутилась череда событий: мы с женой поехали полюбоваться подлинником скульптуры Давида Микеланджело во флорентийской консерватории. Только хочу открыть дверь, звонит продюсер Леонид Верещагин и без всяких эмоций говорит: «Завтра в Риме вас ждет Морриконе в пять часов вечера». На следующий день мы были у него! Сразу же замечательно поняли друг друга, легко сошлись, я ему сказал, что мне очень нравится его музыка из «Малены»… для моего нового фильма. Но! Я же не сказал, какая именно композиция, а он сел за рояль и сыграл ту самую тему!

Сразу «спелись»?

Смешной эпизод произошел: я ему для пущей убедительности в разговоре сказал по инерции: «Честное пионерское!» Он очень удивился, и пришлось объяснять, что пионеры – это советские бойскауты и что у них была такая клятва, а потом она так и остается на всю жизнь для словца. Не хочу гневить Бога, он был так милостив ко мне в жизни. Сегодня, в мои 68, могу подвести итоги: мне всегда нужно было работать, ничего к моим ногам не падало просто так, ничего даром не доставалось, но несмотря ни на что – я очень счастливый человек! Многое удалось сделать и главный урок, который я вынес, – оценивать, что в твоих силах, а что нет. Я это трезво оценивал всегда. Мечтая стать чемпионом по прыжкам в высоту, я стал им, но познакомившись со спортсменами из знаменитой школы Ланского, понял: того, что им дается легко, мне нужно добиваться из последних сил, а значит, надо избирать правильную стезю, не теряя времени и не размениваясь на посредственность. Я увлекающийся, рисковый, но достаточно трезво смотрящий на окружающее, безо всякой фанаберии. Это было единственным правильным решением.

Амбициозность оправдана результатами, которых вы сумели добиться, посвятив жизнь серьезному историческому кино. Но историческая достоверность – тонкое дело, история подвержена искажениям, авторской интерпретации, она словно продажная девка – на вольных хлебах. Как вы подходите к исторической точности?

Я всегда увлекался историей, отношусь к ней, как относятся к судьбе. Для меня загадка, как может идти «брат на брата», это же абсурд! Видно, что полная картина мира не открыта никому. Я, кстати, хотел быть историком, ездил на лето в археологическую экспедицию в Крым, в Мангук с его знаменитыми захоронениями. А когда оканчивал Высшие курсы операторов и режиссеров, вычурно озаглавил свой дипломный фильм с Борисом Галкиным: «Голос дракона в бездонном море». Это история Ерофея Хабарова, который со своими казачками прошел территорию до Дальнего Востока во время противостояния России с Китаем, Маньчжурией. А когда встал вопрос о музыкальном сопровождении фильма, раз уж мы говорили о музыке, я начал слушать китайское радио! На дворе были 1981–1982 годы. Целую неделю слушал китайские мотивы и вдруг поймал нужный, мощный «Голос дракона» – все то непознанное и непонятное китайское выплыло в этой музыкальной теме. Ничего случайного в жизни не бывает – неспроста говорят: кто верит в случай, не верит в Бога. Поскольку я верю в Бога, то в случай поверить не могу!

Насколько же неслучайно вы подобрались и к 1917 году в вашем многосерийном, а теперь и полнометражном фильме «Ленин. Неизбежность». Какой он в вашем новом фильме?

Ленин оказался важным для меня вызовом. Я сразу поставил себе целью не оправдывать и не обвинять, а понять, что же это был за человек…

Человек, который страстно ненавидел Достоевского, заглядывавшего в бездну, предсказавшего страшное будущее. За это Ленин называл писателя «морализирующей блевотиной».

Совершенно верно, ведь Достоевский обладал знанием, которое могло быть опасным для доктрин Ленина. Если бы вдруг человечество правильно прочитало Достоевского, то у Ленина ничего бы не вышло, ибо все встало бы на свои места без потрясений вселенского масштаба. Я, разумеется, не призываю к сочувствию Ленину, но к вниманию по отношению к этим страшным процессам и тому, что за ними стоит. Я призываю к тому, чтобы увидели в таких личностях, как Ленин, живого человека, а не схему. Так мы сможем начать понимать, кто это. Возьмем реконструированную по реальным историческим фактам сцену возвращения эмигрантов во главе с Лениным в Россию. Это наглядный пример сказанному: с Лениным из эмиграции обратно в Питер прибыла группа из 30 человек на 12 санях. Ленин держит флажок, купленный Еленой Усиевич в швейцарской деревне, все выглядят жалко, убого, но можно ли себе представить, что эта жалкая процессия приведет к перевороту, равных которому по своей сверхмасштабности просто нет во всей истории!

С умилением вспоминаю плакаты с несостоявшимся проектом Спилберга, замахнувшегося на вождя всемирного пролетариата в исполнении Ди Каприо. Вполне себе вышел бы интересный типаж, вероятно! В советском же кино и театре Ленина сыграли «столпы и отцы-основатели», отобранные при условиях жестокого канона: Щукин, Штраух, Ульянов, Каюров, Калягин… Роль «богоподобного» была как шоколадной мечтой, так и прощанием с артистическим разнообразием артиста в будущем. Сыграв такую роль, актер, вознесенный до небес, обласканный и «всесоюзно обэкраненный» оказывался порой ее заложником, ведь после этого играть комедийных или проблемных героев не полагалось. Крест на карьере! Вы знали, кого выберете на эту роль?

Когда Тарковский вел у нас на Высших курсах мастер-класс, он заметил: «Художнику свобода не нужна. Андрей Рублев писал «Троицу» в условиях жесточайшего канона, а получился шедевр!» Так что лучший для этой роли образ получался как при вымывании золота – в невероятно трудных условиях канона. Когда я снимал свой фильм, в голове часто крутилась эта поразившая меня в свое время реплика. В театре эту роль удавалось сыграть более удачно, а в кино мало кому удалось сыграть Ленина так же хорошо, потому что шаг вправо, шаг влево – расстрел. Моим любимым был Каюров в «Шестом июля». Очень хорош! Но у меня как режиссера не было ни тени сомнения: я видел только Женю Миронова. Сказал ему, что без него этот фильм снимать не буду, мне просто неинтересно!

За сто лет произошла девальвация этой гиперболизированной исторической личности, авторитетов и мнений, а у вас Ленин вышел гораздо человечнее оригинала. Какими же качествами он обладал на самом деле?

Я отвечаю за все, что снимаю, никаких преувеличений. Ленин был именно таким! Важное качество, которое у него не отнять: он руководствовался идеей и все, что натворил, сделал не ради денег, а ради этой идеи. Другое дело, что в советское время были чудовищные лубки, идеализированные и переслащенные: Ленин и дети, Ленин и ходоки, Ленин и печник. Мы же снимали фильм о нем без обожания и максимально трезво, по хирургическому принципу. Никакого елея к этой личности не применяли! Все реакции, все присказки, все шутки взяты исключительно из воспоминаний. По ходу изучения материалов, я натолкнулся на один забавный пример того, что Ленин обладал определенным чувством юмора – вот уж о чем мы, казалось бы, и не подозревали! Сохранилась его фраза: «Так и три тещи вам в придачу!»

Неожиданно! Но был ли Ленин «исторической необходимостью»? «Неизбежностью для России», как его называл человек под псевдонимом Парвус (от латинского – «маленький, незаметный»), он же Израиль Гельфанд – до недавнего времени вообще мало кому известный: «купец революции», германский агент, оказавшийся денежным курьером между Германией и социал-демократами во главе с Лениным.

Я абсолютно убежден, что в нотах мироустройства эту скрипку должен был сыграть именно Ленин – не выпиленный деревянный идол, а живой человек. Сработала детонация – и вот вам роль человека в истории! Все это – стечение обстоятельств, даже поезд, о котором, собственно, наш фильм. Скажу вещь крамольную, но абсолютно в ней убежден: в каждом человеке сидит злодей, но не всегда есть возможность выявить эти обстоятельства! В любом случае никто не может о себе с уверенностью утверждать, что в нем нет ничего от злодея, пока он не прошел неких испытаний. Злодей внутри каждого ждет своего часа – нет безгрешных! В православии рядом с Христом на кресте висел разбойник, который первым попал в рай! Первым! Он успел покаяться. А что сделал – не знаем! Не сохранилось ни мифа, ни рассказа. Но если его распяли на кресте, то точно не агнец! Это каноны православия! В святцах, которые я читаю каждый день, упоминается колоссальное количество людей грешных, злодеев, которые успели покаяться. Вопрос «архисложный», если уж цитировать Ленина. Что касается Парвуса, я о нем ничего не знал вплоть до этого проекта, как о нем ничего не знает большинство, за исключением студентов МГИМО. Он был фигурой запрещенной, неудобной. Парвус – новая и очень важная фигура в нашем образовании!

На эту роль вы взяли Федора Бондарчука, обласканного вниманием публики. Фактурность актера вас полностью убедила?

Я сразу встретился с Федором, и роль была отведена ему. Удивлю вас, сказав, что Бондарчук внешне очень похож на Парвуса? Но Парвус-Бондарчук не тучен, как это было на самом деле. В конце концов, это не документальный фильм!

Menage a trois, безусловно, очень пикантный момент фильма, где Ленин показан вместе с Крупской и Арманд. Арманд, утонченная и поэтическая, от которой сохранились адресованные ему в письме строки: «Мне достаточно смотреть на тебя, слышать твой голос». Известно, что Ленин с Арманд катались на велосипеде, но о чем они говорили, как проводили время – всё туманно. В картине нужно было передать это ощущение их близости, не переходящее к вульгарности. А Крупская была полной противоположностью. Известно, что Ленин и Крупская венчались в церкви, как было положено. Зная о своей сопернице, Крупская умело обходила чувственные проявления.

Совершенно верно. Потрясающая история! Именно для этого потребовались фантастические актрисы (Дарья Екамасова, Виктория Исакова), которые смогли передать всю пикантность – на полувзгляде, на полуфразе. Ленин и в отношениях с женщинами не выпилен из фанеры и не водружен на высокий пьедестал – он и так достаточно долго там простоял.

Ленин жил в идиллии мирного швейцарского Цюриха, на Spiegelgasse 14, в старой части города, неподалеку от только что открывшегося тогда кафе «Кабаре Вольтер» – колыбели хулиганов от искусства, дадаистов. Он часто захаживал сюда поиграть в шахматы с основателем движения дадаизма Тристаном Тцарой. С Парвусом же Ленин встречался только один раз, верно?

Именно этой встрече есть документальное подтверждение, а больше они не встречались, все остальное из области выдумок. Прихода Парвуса в «Вольтер» на встречу с Лениным никто не видел. В нашей картине они – в тот самый единственный раз их очного знакомства, – встретились именно там. Затем Ленин в нашем фильме читает стихотворение. Это тоже не относится к фактам, но исходя из записей Крупской о любимом стихотворении ее мужа, мы предположили, что это вполне вписывается в контекст и станет запоминающейся сценой.

Что за стихотворение? Невозможно поверить, что у Ленина были какие бы то ни были романтические потуги…

Отнюдь не романтические! «Море и утес» Тютчева он любил, потому что считал его со всей отсутствующей скромностью написанным о нем самом: «…но спокойный и надменный, / Дурью волн не обуян, / Неподвижный, неизменный, / Мирозданью современный, / Ты стоишь, наш великан!» Это еще один домысленный эпизод, но как потрясающе он сыгран Евгением Мироновым: вроде бы и выдуман, но для зрителя органичен. Для меня есть такое понятие, как искусство деталей. Хичкок учил, как убить хорошее отношение к положительному герою – пусть он пнёт кошку!

А музыку Ленин любил?

Ленин якобы любил «Аппассионату»… Но на самом деле, какая там «Аппассионата» с ее нечеловеческой, глубинной музыкой! Хорошо, предположим, он ее слушал. Но как вам такое: Ленин с Крупской специально ездили слушать Вагнера в Байрейт, подпали под его очарование совершенно, прекрасно знали его творчество. А это же другой музыкальный мир! Вагнеровская энергетика вполне и ленинская, она его безумно заводила, он «летал»! Я набросал совсем другой и гораздо более сложный портрет Ленина, в котором немало разных удивительных деталей и ранее не упоминавшегося материала, во многом откровенно нового. Например, вкупе с темой пилигримов – возвращение Ленина и его спутников; тема вагнеровского «Тангейзера».

Феллини говорил, что если бы его фильм вдруг понравился всем, он был бы сбит с толку. Пусть они нравятся лишь настолько, чтобы он мог продолжать снимать новые. Вы ломаете привычные коды, производите детонацию мифологизированной личности. И уже думаете о новом проекте! Что вас заряжает энергией, силой, в чем ваша сила, вдохновение и стержень?

Моя замечательная жена Татьяна и сакральный для нас Рим, который мы очень любим. Рим открыл для меня другую систему координат в мироустройстве на уровне интуитивном и нерегулируемом. Когда я стою на Форуме, смотрю на руины, мысленно слышу крики легионеров, представляю, какие там были силы, что происходило, какие бушевали страсти. И всегда думаю: «А ведь люди-то были такими же!»

Одним словом, на родине итальянского кинематографа вы чувствуете себя окрыленным. Кстати, Георгий Данелия как-то заметил, что считает Феллини олицетворением кинематографа ХХ века. А кто «ваш Феллини»?

У меня тоже есть не то чтобы кумир, но ориентир, человек, который подул в эти паруса и благодаря которому я понял, что мое призвание – кино. Это Луис Бунюэль! Неустаревающий и любимый кинорежиссер. Вся его жизнь, его сюрреалистический подход – всё это и в моих работах. У меня есть личное стопроцентное убеждение: Россия – самая сюрреалистическая страна. Это мое, и я никому этого не отдам.

Меня всегда смешит, как русских изображают в западном кинематографе: бородатыми монстрами или ушлыми бабами, нестабильными и неверными во всех отношениях… Ушанки, балалайки, непроходимая тупость, невоспитанность, необразованность, мат с акцентом. Эдакая развесистая клюква образов: целый отряд из бондовской Розы Клебб, Ниночки Греты Гарбо, зверя Ивана в «Рэмбо», полного идиота в ушанке – космонавта Льва Андропова в «Армагеддоне». Эта сцена с разводным ключом по электронным приборам на орбитальной станции – именно то, что иностранцы часто видят в русских, перенося, разумеется, это представление о нас в реальность. Были ли исключения из этого ряда карикатур в вашей кинопамяти? 

Во-первых, я всегда против, чтобы кто-то кого-то изображал. В своих фильмах обхожусь без шаржей: если это немец, то и роль играет немец, поляка – поляк. Но и в нашем кинематографе достаточно изображаемых типажей, имеющих мало общего с реальностью. Тем не менее, есть один хороший фильм с адекватным изображением русских – «Шпионский мост» Спилберга. Наш разведчик изображен достойно. Единственный фильм, который я могу привести в качестве примера.

История об обмене американского и советского разведчиков на Глиникском мосту, с Томом Хэнксом! Любопытный пример, захватывающая история!.. Скажите, а что делает вашу жизнь более достойной, нужной?

Любовь, дело, честь и достоинство.

А что для вас значат друзья в этом ряду?

Возможность посмотреть на себя со стороны!

Музыка в кино: мы уже говорили, как это произошло с Морриконе. Но что музыка означает в вашем творчестве?

Музыка – очень важная составляющая часть всего фильма. Она дарит нам вечность, воздействуя на нашу психику. Иногда с музыки все может начаться. Список моих любимых композиторов очень длинный: Бетховен, Чайковский, Вагнер. В «Патриотической комедии» у меня звучит замечательный Шуберт.

Кто вы на съемочной площадке – патриарх, деспот, дрессировщик или друг?

Я – дирижер! Могу вспыхнуть, могу выразить бурными эмоциями отношение к проблеме. Могу симулировать недовольство и давить на актеров, если вижу, что они почувствовали полную вседозволенность. Владимир Машков подарил мне такой девиз: «Не принимайте мою доброту за слабость!» У меня нет никаких жестких условий на съемках, зато существует очень важный принцип джаза в работе – это разрешение артистам импровизировать, жить ролью перед камерой в полной мере и вносить свой активный вклад.

Мой следующий вопрос связан с важной темой для каждого человека, будь он верующий или нет: в советское время мы так или иначе в духовном плане «жили в лесу и молились колесу», вера была если не побочной, то скрытой от глаз посторонних. Вы ведь тоже в советской семье росли, наверное, и вас всеобщее безбожие коснулось? А когда вы вернулись к вере, как поняли, что это ваше?

Не знаю, как получилось, но я пришел к пониманию смысла веры в осознанном возрасте, когда учился в Архитектурном институте. Буквально незадолго до этого я еще рисовал карикатуры на Святое Писание в духе Жана Эффеля. А перезагрузка в моем отношении к религии произошла в олимпийском 1980 году – представьте, как это было стремно: случилось прозрение (не вижу в данном случае никакого пафоса в этом слове) – без всякого контекста, как обухом по голове! Я понял, что просто пропаду, если не приду к Богу.

Вы неразлучны с женой, это большая редкость в наше время…

Таня для меня ориентир, талисман, редактор всех моих картин, большой профессионал своего дела, мой космос, наконец. Моя цель и моя радость. Все, что я делаю, это для нее.

Живу там, где хочу умереть. Можно это «там» географически определить? Может, это связано с Москвой? Или с местом знакомства с Татьяной?

Вот ведь задали вопрос! Роман с Танечкой у нас был южный, мы познакомились на фестивале. Европейский Таллин стал городом нашего настоящего знакомства друг с другом. Но, отвечая на вопрос, если сказать с романтическим налетом, то это должен быть мой любимый Рим, но это будет слишком хлопотно для окружающих. Москва – город судьбоносный, я ее люблю, люблю ее этику – это много изменивший в моей жизни город. Но сложно сказать, где и чему суждено случиться. Как Господь управит!

Что останется через пару лет: телевидение уходит в прошлое, а кино, когда-то считавшееся вообще «величайшим из всех искусств», так и останется живым? Или же победно грядет интернет?

Татьяна (кстати, преподаватель кафедры зарубежного кино ВГИКа) раскопала у Жан-Люка Годара такую цитату, что кино все увеличивает (большие люди, большие головы), а телевидение уменьшает. Кино по Годару – живой, волшебный свет, который льется на экран, а в телевидении и в интернете – мертвый из экрана. В кино свет отражается от экрана, а в компьютере и телевидении наоборот, то есть ломается природная цепочка! И аллегория, и метафизика, и реализм в этом сравнении! Кино мне ближе, оно дает ощущение масштабности, хотя я не сомневаюсь, что интернет – это неизбежность. Но он будет как обувь на заказ – по вашему размеру – персонализирован.

Продолжите, пожалуйста, фразы в телеграфном стиле! Характер у вас?

Неровный. Вспыльчивый. Авантюрный!

Самое важное актерское качество?

Свобода!

Любимый фильм?

Тут надо упоминать сразу всю бунюэлевскую программу, начиная с «Андалузского пса»! Именно этот фильм проложил для меня путь в кино. И однозначно – «Андрей Рублев» Тарковского.

Любимая фраза?

Ничего не бойся, ничего не обещай и не торопись с ответом!

—

На прощание Владимир Хотиненко подарил мне автобиографическую книгу и поставил в ней свою очень необычную подпись – с маленьким интегрированным в нее автопортретом. И подписал: «На добрую память о волшебстве жизни». А я подумала, что именно на таких моментах встреч с необыкновенными людьми и строится волшебный сценарий нашей жизни.