Высокий свет городских окраин: как русская мода захватила мир

Популярное нынче поколение «тысячников» («миллениалов») выросло в соцсетях, а также в условиях, когда консьюмеризм достиг своего апогея. Надевая очередную модную вещь, едва ли кто-нибудь из них вспомнит тот исторический факт, что примерно сто лет назад в мире воцарилась мода на все русское.

О[/dropcapднако давайте повысим национальное самосознание и, возможно, обнаружим интересные параллели с сегодняшним положением дел в сфере моды. Ведь она вроде бы прикидывается самой поверхностной из индустрий, а на деле наиболее четко отражает состояние социума и служит его «кривым» зеркалом.

Думал ли издатель выходившего в Российской империи журнала «Мир искусства» Сергей Дягилев, собирая вокруг себя талантливых единомышленников для экспорта талантов на Олимп культуры начала XX века, о том, какое влияние окажут его «Русские сезоны» на мировое искусство и моду целой эпохи? Сложно сказать… А вот в его харизме и высоких амбициях сомневаться точно не приходится. У Дягилева был безупречный «нюх» на артистов, которые вершат историю. Из царской России импресарио привез покорять строптивую парижскую публику лучших из лучших.
Художники дягилевской когорты вошли в историю мирового искусства под «лейблом» «русский авангард» – культовое течение, беспрецедентно превратившее русских творцов из подражателей в создателей.

Восточная роскошь охватила Париж: вслед за премьерой в Гранд-опера Балета «Шехеразада» 1910 года на модницах появились прозрачные, дымчатые и богато расшитые ткани, тюрбаны, эгреты, перья, восточные цветы, орнаменты, шали, веера, зонтики.

На подмостках Театра Елисейских Полей пел заглавную партию в опере «Борис Годунов» Федор Шаляпин. В специально написанных для «Русских балетов» спектаклях танцевали примы императорских театров Анна Павлова, Тамара Карсавина, Вацлав Нижинский и выдающийся артист Михаил Фокин, переквалифицировавшийся в хореографа. За музыкальные партитуры отвечали Игорь Стравинский и Николай Римский-Корсаков, в то время как декорации ко всей этой феерии рисовали Лев Бакст, Александр Бенуа и Николай Рерих.
Работы Натальи Гончаровой, Михаила Ларионова, Александры Экстер и других авангардистов, опередив эпоху, потрясли воображение избалованной парижской публики и вписали имена авторов в историю мировой живописи. И это даже не половина «списка кораблей», а лишь некоторые, вошедшие в мировую историю искусства имена.
Консервативные французы сначала закидывали русских тухлыми яйцами (достаточно вспомнить скандальную премьеру визионерской «Весны священной», чья ломаная, кардинально отличавшаяся от классических балетных па, хореография заложила основы современного танца) – настолько новым, а потому диким и неуместным казалось им передовое русское творчество.

Сплошной женский купальник, созданный мадмуазель Шанель в 1924 году, – прямой плод ее сотрудничества с Дягилевым в рамках постановки балета «Голубой Экспресс»!

[dropcap type="default"]Впрочем, как и следовало ожидать, из объектов скандала «дикие скифы», ошеломившие изысканных парижан новизной, вскоре превратились в предмет обожания, став законодателями мод и самыми дорогими гостями наиболее эксклюзивных салонов «Города света» эпохи модерна. Их можно было встретить у Коко Шанель, Колетт и ее любовницы маркизы Матильды де Морни, а также у американской писательницы и мецената Гертруды Стайн. Выступив посредниками между загадочным Востоком и пресыщенным Западом, русские актеры заставили взглянуть на мир своими миндалевидными глазами и в конце концов влюбили в себя французов, а следом и весь цивилизованный свет.
Восточная роскошь охватила Париж: вслед за премьерой в Гранд-опера балета «Шехеразада» 1910 года на модницах появились прозрачные, дымчатые и богато расшитые ткани, тюрбаны, эгреты, перья, восточные цветы, орнаменты, шали, веера, зонтики. Образы «Русских сезонов» вдохновили главного кутюрье того времени Поля Пуаре на создание коллекций в восточном стиле. Вы думаете, это они на пару с Коко Шанель совершили революцию в жизни дам, избавив их от тисков корсета? На самом деле французы лишь перефразировали костюмы танцоров «Русского балета», чьи плавные силуэты стали the must в гардеробе каждой уважающей себя кокетки. Сплошной женский купальник, созданный мадмуазель Шанель в 1924 году, – прямой плод ее сотрудничества с Дягилевым в рамках постановки балета «Голубой экспресс»! Le Train Bleu – так назывался поезд, который доставлял богатую публику из Кале к Средиземному морю, и балет представлял собой сценки на модном курорте. Его персонажи – пловцы, теннисисты и атлеты, отдыхающие, принимающие солнечные ванны, влюбленные парочки и просто праздношатающаяся публика. Артисты имитировали игру в теннис, гимнастику и прочие пляжные спортивные развлечения. Сценография Лорана являла собой кубистскую интерпретацию пляжа. Коко Шанель одела всех танцоров в стильные пляжные костюмы, и всему этому представлению как нельзя лучше подходил сюжет картины Пикассо с двумя женщинами, бегущими по пляжу, который и был перенесен на сценический задник!

FUCK YOU fucking fuck тоже в свое время было протестом, с той лишь разницей, что общепризнанный английский, в отличие от локальной КИРИЛЛИЦЫ, НЕ ОСТАВЛЯЕТ недопонимания.

А упомянутый выше месье Пуаре настолько проникся русской модой, что в 1911 году даже совершил годовую поездку в Россию, где встретился и, надо полагать, «обменялся опытом» с официальным «поставщиком Двора Ея Императорского Величества», выдающимся модельером Надеждой Ламановой. После этого он дал миру, помимо избавления от корсета, свободный крой и V-образное декольте: до Первой мировой войны женщины носили платья с глухим воротом, который, пусть и кружевами, полностью закрывал шею.
Прошел век. И вновь на французских (а значит и мировых, ибо Париж по-прежнему остается столицей моды) подиумах балом правят новые русские имена. Это не всегда российские модельеры, но говорящие на русском как на родном в силу «добровольно-принудительного» общего семидесятилетнего прошлого. Но насколько же всё это отличается от того, что было раньше!
Первой пташкой, задавшей тон новому движению trash-fashion, которое предпочитает называться деструктивизмом (термин, заимствованный у японских дизайнеров, в конце прошлого века обосновавшихся в Париже и кардинально повлиявших на его модную экосистему) стал Демна Гвасалия – молодой человек, выросший в Грузии периода перманентных военных конфликтов и внутриполитических потрясений.

Русское слово из трех букв, написанное на футболке моделей, вышагивающих по подиуму парижской недели prêt-à-porter, на показе бренда Vetements (основанного Гвасалия с братом и сотоварищами) – родом из детства. Из нелегкого, прямо скажем, детства грузина Демны: судя по всему, оно было куда мрачнее моего – девочки-подростка девяностых из Москвы, амортизированного столичностью, мамиными титаническими усилиями в сфере образования и интеллигентной семьей. Слово из тех самых букв я узнала слишком поздно, чтобы мысль о том, что вокруг него можно создать хайп мировой величины посетила мое замыленное «высокими ценностями» сознание. Fuck you fucking fuck тоже в свое время было протестом, с той лишь разницей, что общепризнанный английский, в отличие от локальной кириллицы, не оставляет недопонимания.
У каждого из нас свое детство, и как следствие, взрослые комплексы и (не)успехи. Шмотье от Vetements («Одежда» в переводе с французского), создаваемое Гвасалия и Ко, воплотило в себе всё то, что мы, дорвавшиеся до европ и познавшие свободу выбора, считали самым дурным, самым безысходным от отсутствия какого-либо выбора, вкусом. Социальным дном. «Прикидом» пьющей и курящей непонятно что и зачем молодежи с городских окраин: спортивные рейтузы, штаны, худи (которые у нас назывались трикотажными свитерами с капюшоном самого примитивного качества), футболками, и – внимание: признак выхода на новый уровень перестроечной нищеты! – зарубежными кроссовками. Всем тем, что марка «Одежда» возвела на уровень международного культа. Ведь по другую сторону более-менее надежно герметизирующего сознание советских людей железного занавеса, этого не было. Точнее, там было все, а у нас – рейтузы и майки-«алкоголички». И да, вновь, как и сто лет назад, мы совершили модную революцию, одев весь цивилизованный мир в советский гопно-стиль.

Скорее она помещает нас в голливудскую апокалиптичную реальность, где главной движущей силой героев становится месть, а понятия добра и зла безнадежно устарели.

Коммерческий успех Vetements стал началом глобального street-style тренда. Упрощение, новая эстетика отрицания классических канонов красоты, искажение пропорций, сочетание несочетаемого и асимметрия – все миазмы израненного детско-юношеского сознания поколения Демны постепенно проникли и утвердились во всех, даже самых элитных эшелонах моды. Апогеем и окончательной победой шагающего по планете trash-fashion стало назначение Демны Гвасалия на пост креативного директора святая святых высокой моды – парижского дома Balenciaga.

Деструктивизм «грузинско-советских» коллекций Balenciaga поражает меня не новизной, а агрессивной энергетикой. Она исходит от каждого образа этих кургузых безразмерных вещей, исподлобья скалящихся на зрителей и уносящих нас в сказку: но не в ту, где творили безумные, но неизменно добрые волшебники страны моды конца 1980-х – Martin Margiela, Kenzo, Issey Miyake и Rei Kawakubo. Скорее она помещает нас в голливудскую апокалиптичную реальность, где главной движущей силой героев становится месть, а понятия добра и зла безнадежно устарели.

Демна Гвасалия, Гоша Рубчинский, SSanaya Tryapka (бренд) и Roma Uvarov Design («Принты из коллекции SS’19 вдохновлены болотным дном и гламуром!» – цитата со страницы дизайнеры в интаграмме) – каково время, таковы и герои. Но как долго продлится тренд на такое русское? Сможем ли мы снова создать хотя бы отголосок той беззаботности, царившей в Европе «сумасшедших двадцатых» (‘les années folles’, как их принято называть во Франции)? И есть ли у русских дизайнеров, художников, ювелиров поколения миллениалов шанс поразить мир чем-то более содержательным или креативным?