TOPПолитикаЭтикет

Зачем нужна «новая этика»

Выделить главное
вкл
выкл

«А что сегодня значит слово «фашист»? По одной версии, это человек, прячущий у себя дома портрет Трампа, по другой — тот, у кого недостаточно быстро выступают слезы во время речи Греты Тунберг в Давосе. А если забыть про политику, фашист — это любой человек, который мешает тебе удобно припарковаться. Как в физическом, так и в духовном смысле...»

«Непобедимое солнце», Виктор Пелевин

– Напиши нам, Илья, про новую этику. Что это такое вообще, зачем она нужна. Что-нибудь в духе Гумилева, –  предложили мне в «Рулетке».
– Это как? Про пассионарность радикального феминизма или про монголов, перед которыми мы должны преклонить колено за взятие Казани?
– Ну ты там сам разберись, ты же вроде умный. Кто виноват: продюсеры или актрисы, Джордж Флойд или Дерек Чавен (на момент написания статьи дело находилось в суде. — Прим. ред.), автор Гарри Поттера или представители ЛГБТ…

И я сел думать о новой этике, о которой до сих пор думал не особенно. Мы мирно уживались на планете: я не трогал ее, она не трогала меня. Иногда я позволял себе сострить что-нибудь в интернете на эту тему. Например, о том, что коварные женщины захватили бразды правления в семье и не пускают мужчин на кухни и родительские собрания, не давая им развиваться как отцам. И когда приходит момент на время расстаться, наивные мужчины оказываются неспособны ухаживать за детьми. Что это, как не системная дискриминация?

Все это были милые шутки, но находились те, кто даже с этим пытался спорить всерьез. Наивные «снежинки»* в моем  Фейсбуке, кажется, горячо поддерживали меня. Они рады влезть в любое белое пальто, даже если оно – скоморошье одеяние. Но что это все на самом деле? Детки, манипулирующие взрослыми с помощью чувства вины за все на свете? Классовая борьба, освоившая соцсети? А может, действительно гумилевщина и шпенглерщина, закат Европы и рассвет менее привилегированных частей света?

*«Снежинка» – уничижительный сленговый термин 2010-х годов: называя так человека подразумевали, что тот обладает раздутым чувством уникальности, необоснованной уверенностью в собственной правоте или чрезмерно эмоционален, легко обижаем и непособен принять противоположные мнения.

Подумав, я составил в уме картину мира. Плохие новости, мои друзья, в том, что она получилась не смешной. Хорошие – в том, что она получилась вполне позитивной. «Что позитивного в том, что женщине уже и комплимент сделать нельзя?» – спросите вы. Я же вижу этот процесс так: человечество движется по пути бесконечного увеличения цены человеческой жизни. Наше развитие – это бесконечное снижение риска для нашей жизни и здоровья и повышение их качества. И каждый раз, когда в этой игре приходит время повышать ставки, в обществе начинается горячка. Накануне перемен появляются радикально настроенные люди, случаются жаркие споры и столкновения, не всегда бескровные. Вот сейчас это и происходит: мир берет новую высоту. В список безусловных прав и свобод человека, которые развитое общество (а мы же считаем себя развитыми, верно?) готово защищать любой ценой (куда уже входят физическая безопасность, избираемость власти, медицинская помощь, образование, социальная защита), готовится войти новый кандидат – эмоциональная безопасность.

А обида и оскорбление из житейских неприятностей готовятся стать чуть ли не уголовными правонарушениями. Тут, кстати, нет ничего неожиданного: психологическая гигиена не менее важна, чем обыкновенная гигиена, и к третьему десятилетию XXI века общество созрело для того, чтобы принять эту мысль. Но, как и все новое, психологическое благополучие входит в список безусловных ценностей неровно, с перегибами на местах. Эти новые неприятные люди, которые отстаивают свое (да и наше) право не огорчаться при виде памятника Черчиллю, рвутся в бой защищать эту новую ценность с хунвейбинским задором в глазах и изрядной долей хамства, наглости и порой идиотизма в поведении.

Они нередко видят нарушения прав и этики там, где их нет, и выбирают (порой) самые низкие способы борьбы: преследуют толпой выбранных ими жертв, посылают им оскорбительные сообщения, сами оскорбляются по ничтожным поводам, гадят в комментариях в соцсетях, передергивают, называют своих оппонентов «расистами», «привилегированными особями», обзывают и более ярко окрашенными матными словами и часто являют собойьходячую антирекламу того, за что воюют.

Но почему все так? И зачем они – такие – нужны? Мне кажется, эти люди – необходимые участники процесса разогрева общественной дискуссии. Не они несут нам на самом деле истину. Истина сама по себе кристаллизуется потом, когда уляжется чад кутежа. Роль же хунвейбинов – этот чад разжечь. А вот тут все средства хороши, и потому сегодня они не стесняются устраивать интернет-травлю неугодных им людей, бросаясь несправедливыми обвинениями и применяя другие стыдные практики общественной борьбы.

За примерами далеко ходить не нужно: можно просто попробовать посчитать, сколько раз в Твиттере назвали bitch и ведьмой Джоан Роулинг после ее твита на тему «менструирующих людей» которых она предложила все же называть женщинами. Это вызвало шквал негодования у людей, чей биологический пол при рождении не был женским, но которые психологически ощущают или частично ощущают свою принадлежность к женскому полу (вы сами знаете, как это называется).

Не было бы беды, если бы все ограничивалось только оскорблениями и угрозами. Но, к сожалению, это не так: люди,требующие социальной справедливости, прибегали и к более решительным действиям. В феврале 2020 года в Париже чуть не сожгли Лионский вокзал выходцы из Конго, протестовавшие против выступления конголезского рэпера Фалли Ипупа (Fally Ipupa N’simba) в одном из расположенных недалеко от вокзала клубов. «Обезплатформить» Ипупа, по мнению разъяренных конголезцев – противников режима в Конго, – следовало за то, что он слишком близко дружит с действующим президентом страны.

А сколько раз угрожали убить начинающую журналистку и блогера Фиону Мориарти-Маклохлин из калифорнийской Санта-Моники, которая засветилась на коротком видео? На видео она держала в руках дрель, стоя рядом с рабочим. Дело было в июне 2020 года, и Америка приводила себя в относительный порядок после волны BLM. Строгое партсобрание в Твиттере усмотрело в этом позерство: мол, богатая барышня позирует для Инстаграма, показывая как она якобы помогает восстанавливать город. А на самом деле не помогает: попозировала, села в машину и уехала (сжечь ведьму!). Это видео собрало вокруг себя всю ярость, имевшуюся в Твиттере. Его перепостили LeBron James и Pink. Потом выяснилось, что Фиона ездила по городу и снимала фото и видео рабочих, которые восстанавливали порядок на улицах, чтобы сделать репортаж на тему «Рабочие – герои Лос-Анджелеса». Но из-за окружившей ее ненависти она долго не могла пользоваться соцсетями и потеряла позицию интерна.

Казалось бы, при Лужкове в мире такого не было. Но это не так: многие важные перемены в обществе проходили именно таким образом. Неприятные и резкие радикальные леваки, требующие бана за анекдот о блондинке, они во многом похожи на активистов прошлого. Те тоже практиковали очень разные способы донесения до мира мыслей, которые казались им благими.

Все помнят, каким образом права женщин отстаивали британские суфражистки в начале XX века? Самая известная суфражистская организация того времени в Британии называлась «Женский социально-политический союз» (WSPU). Она была активна в 1903–1917 годах. Возглавляла ее легендарная Эммелин Панкхерст. (Кстати , словом «суфражистки» в британской прессе сначала называли именно членок WSPU, и только потом так стали называть вообще всех активисток борьбы за права женщин.)

Так вот, эти дамы были куда более радикальны и требовательны, чем сегодняшние интернет-хейтеры.

WSPU славилась тем, что ее участницы громили витрины магазинов, поджигали дома, дрались с полицейскими, разрушали оранжереи в Kew Gardens и посылали бомбы (настоящие бомбы) идеологическим противникам. Плохо? Конечно, плохо. А главное, по тем временам они требовали немыслимого. «Как это так, дать женщинам избирательные права? У них же в голове один пролактин, они нам навыбирают», – так думали многие видные умы того времени. Но радикальное поведение в конце концов помогло поднять вопрос на уровень парламента, и чуть более ста лет назад женщины избирательные права все же получили.

И так было и во многих других сферах: любое общество слишком интертно и не способно принять и усвоить новые ценности, если призывать его к этому голосом кота Леопольда. Должен быть какой- то болезненный триггер, взрыв, разрядка, гром, после которого напуганные мужики начнут креститься.

Например, какое событие послужило триггером декриминализации гомосексуальности во второй половине XX века? Правильно, это был Стоунволлский бунт, фактически первый в мире гей- парад, прошедший в Нью-Йорке более 50 лет назад. 28 июня 1969 года в нью-йоркский бар Stonewall Inn пришла полиция. Пришла, чтобы устроить рутинную облаву на гомосексуалов, трансвеститов и прочих людей, оскорбляющих общественную мораль того времени (и нарушающих закон того времени, запрещавший мужчинам носить женскую одежду).

Облава была рутинной процедурой: посетителей в женской одежде уводили в женский туалет и там раздевали. Если они оказывались мужчинами, их арестовывали. Такое случалось много раз, всем это было привычно.

Владельцы гей-баров даже приплачивали нью-йоркским ментам, чтобы те заходили с облавами пореже. Но 28 июня что-то пошло не так: посетители отказались идти на досмотр в туалет. Полицейские, не одобрив такого поведения, велели всем выходить на улицу и грузиться в фургоны, чтобы ехать участок. Но пока ждали автозаки, собралась большая толпа, которая явно не сочувствовала полицейским. В конце концов кто-то кого-тотолкнул, получил обратку клатчем, и между толпой, полицией и мужчинами на каблуках постепенно завязалась интересная дискуссия с переломами носов. Полиции пришлось вызвать подкрепление, но и оно не помогло. По всей улице уже прокатился настоящий праздник непослушания: мужчины, переодетые женщинами, гоняли по улице полицейских и блокировали их в подвалах местных заведений до четырех утра. С тех пор полицейские Нью-Йорка многое поняли и сегодня за однополую любовь никого не преследуют. И даже сами участвуют в нью-йоркских гей-парадах.

Так что принятие обществом новых ценностей нередко начинается только тогда, когда кто-то переступает общепринятые нормы. Невелик труд требовать то, что тебе и так готовы дать. Но приходится изрядно поломать голову (а также мебель и прочее общественное имущество, иногда и чьи-то носы), чтобы общество начало давать тебе то, чего оно еще никому не давало.

И вот мы сегодня стоим возле новой ступени: когда радикально настроенные люди начинают требовать нового уровня равенства и нового уровня качества жизни. Теперь они требуют не только мирного неба и теплого хлеба, но и гарантий эмоциональной безопасности. Чем это все закончится – сказать сейчас невозможно. Что в конце концов будет представлять из себя эта пресловутая эмоциональная безопасность – толком не знают сами эти радикальные активисты. Они на всякий случай требуют всего и побольше: прекратить шутить о блондинках, запретить вызывать в их душах всякого рода другую обиду, выкинуть из университетских программ труды доминантных белых европейских мужчин (Платона, Аристотеля и Канта), а также свергнуть памятники колонизаторам и плантаторам, оскорбляющие достоинство студентов из бывших британских колоний, и так далее.

Один такой памятник летом прошлого года уже снесли. Это был Эдвард Коулстон, рабовладелец и по совместительству известный бристольский меценат, имя которого чтили в родном городе, где он строил церкви, приюты, школы и дома для бедных семей. Памятник ему скинули в реку. На очереди – другие: британское движение Topple the Racists составило в 2020 году целый список памятников угнетателям прошлого, куда попали такие известные злодеи, как адмирал Горацио Нельсон (не поддерживал отмену рабства в Британской империи и имел друзей- работорговцев), мореплаватель Христофор Колумб (это туда он вез стеклянные бусы, а обратно – живую рабочую силу, которую продавал в Европе), Фредерик Джон Хорниман (в знаменитой коллекции, составившей основу музея его имени, были сушеные человеческие головы, приобретенные им в Новой Гвинее), Томас Гай (основатель знаменитого лондонского госпиталя сам был работорговцем – недолго и неудачно, но был). А еще в этом списке оказались мореплаватель (и колонизатор) Джеймс Кук, политик Сесиль Родс (отец-основатель британских колоний в Южной Африке, которые носили его имя – Родезия), а также Фрэнсис Гальтон, ученый, сделавший большой вклад в развитие генетики. Его учение о расовых различиях, называвшееся евгеникой, в 1930-е годы по-своему переосмыслили в нацистской Германии. С нацистов за последствия уже спросили, но теперь решили спросить еще и с Гальтона, умершего в 1911 году. К идеям сносить памятники Куку и Колумбу можно относиться по разному.

Но надо помнить, что на этом этапе прагматика их требований не имеет особого смысла: их эволюционная роль другая – вызвать шум и гром.

А уж потом общество, напуганное шумом и громом, начнет разбираться, где у него эмоционально безопасно, а где не очень, и что со всем этим делать. И появятся новые общественные установки, возникнет новый этикет. Возможно, где-то новые нормы будут зафиксированы и законом, а нарушителей обяжут посещать психотерапевтический кружок в течение месяца. Как в свое время мы приняли, что каждый взрослый человек может выбирать членов Палаты Общин (а не только мужчины с доходом выше определенной суммы), так мы рано или поздно изменим свое отношение к психологическому благополучию и к эмоциональной гигиене. Будем жить по новым правилам и удивляться, что когда-то их не было.

И не стоит бояться, что результатом этих перемен станет то, что нас заставят до конца жизни становиться на колени перед студентами из бывших колоний. Или сажать на 15 суток за то, что мы кого-то в сердцах раскритиковали в Фейсбуке. Когда дело дойдет до реальных перемен, все будет куда банальнее и прагматичнее, и в этом процессе будет гораздо больше здравого смысла, чем в нынешних требованиях радикалов.

Cancel culture – штука очень изощренная, но на каждую хитрую систему всегда найдется и свой здравый смысл. Об этом нам напоминает, например, недавний английский судебный прецедент.

В декабре 2020 года Высокий суд Англии отменил вынесенное районным судом обвинительное заключение за харрасмент. Спор был между двумя активистами правозащитных движений: участница трансгендерного движения Стефани Хейден обиделась на радикальную феминистку Кейт Скоттоу, которая уж очень яростно чихвостила ее в Твиттере. Абьюз, по мнению Хейден, заключался в том, что Скоттоу публично обзывала ее «свиньей в парике», клеймила расисткой и – о ужас! – в третьем лице называла ее «он».

Районный суд Скоттоу признал виновной, но в суде высшей инстанции это решение сочли неправильным. И тут очень важны некоторые слова из заключения, в которых суд разъяснил, в чем разница между свободой слова и харрасментом (перевод Ольги Нечаевой. –Прим. ред.): «Поведение, которое можно приравнять к преследованию, должно достичь определенного уровня серьезности и подняться выше уровня неприятности, раздражения и даже некоторой степени огорчения, с которыми человек регулярно сталкивается в обычной жизни. Поведение должно пересечь границу между уровнем, который является неприятным и, возможно, неблагоразумным, и поступками, которые могут быть сочтены притесняющими и неприемлемыми. Пересечение границы между прискорбным и неприемлемым, тяжесть совершенного должны соответствовать уровню, который тянет за собой уголовную ответственность». Это значит, что не любое поведение, которое вызывает огорчение или возмущение, является преследованием.

Проще говоря, Высокий суд создал прецедент, по которому нельзя вот так просто осудить человека лишь на основании того, что вам обидно от его слов.

Свобода слова защищает в том числе и обидные слова, и в будущем обиженным товарищам придется изрядно попотеть, чтобы доказать, что их обида тянет на статью. Так что можно не бояться, что нам придется нести ответственность за извращенную интерпретацию наших слов другими людьми. По крайней мере, в Англии.

Мне кажется, это убедительный пример того, что в конце дня с «новой этикой» все будет в порядке. Развитие будет идти своим чередом, как и заведено: шум, крик и дымовая завеса, создаваемые интернет-горлопанами, инициируют реальные процессы переосмысления старых норм (или способствуют этому), и в конечном итоге мы получим более свежие правила поведения, более актуальные современности. Это вряд ли будет снос памятников или наказание за то, что вы не преклонили колено. Но это будет уже настоящей новой ценностью и новой нормой. Настоящей новой этикой – уже без кавычек.

Илья Гончаров


NB: Мнение автора может не совпадать с мнением редакции